Эти заявления производили впечатление. Многим они казались вполне правдоподобными: не следует забывать, что то было зимой 1906–07 г.г., — т. е. в период первых быстрых успехов летательных аппаратов тяжелее воздуха, когда возможность изобретения какого-то нового аппарата, который одним ударом решил бы проблему воздухоплавания, казалась более, чем реальной. Этим объясняется та сравнительная легкость, с которой Азефу удалось провести свой план. Необходимые средства, — около 20 тыс. рублей, — были найдены, и под контролем Азефа инженер-изобретатель приступил к своим работам.
Этот образ жизни и характер осведомленности Азефа определяли содержание и тон его писем к своему полицейскому начальству. Основную информацию о террористических планах и группах он дал Герасимову еще на последнем свидании, перед отъездом заграницу. Теперь он сообщал только отдельные дополнительные детали и указания. Подробно писал он обо всем, что относилось к изобретению Бухало, изображая все это предприятие, как средство для опустошения партийной кассы (Опыты инженера Бухало не дали положительных результатов и он куда-то исчез: об его позднейшей судьбе не имеется никаких сведений. Но из всего этого было бы совершенно неправильно делать вывод о том, что все его проекты были мыльными пузырями. Во всяком случае несомненно, что сам Азеф к ним относился значительно более серьезно, чем он это изображал в письмах к Герасимову: при аресте Азефа летом 1915 г. берлинская полиция нашла в его бумагах все чертежи воздухоплавательного аппарата Бухало и объяснительные к ним записки последнего. Азеф, убегая из Парижа после своего разоблачения, оказывается, не забыл в числе наиболее важных бумаг взять также и эти документы, — а этого он не стал бы делать, если бы считал весь проект Бухало чистым вздором.).
Изредка передавал известия, приходившие из партийных центров, — но эти известия почти всегда запаздывали и практического интереса для полицейского розыска не представляли.
Общий же тон всех писем Азефа был благодушно-успокаивающий:
«Не тревожьтесь, — ничего серьезного не случится!» — этой нотой, по рассказам Герасимова, начиналось и заканчивалось едва ли не каждое письмо Азефа.
Совет «не тревожиться» был не плох, но следовать ему для Герасимова становилось все труднее и труднее: положение, которое начинало складываться в террористических организациях, отнюдь не предрасполагало к спокойствию.
Пока существовала Боевая Организация, имевшая от партии так сказать монопольное право на ведение центрального террора, вся боевая работа в Петербурге была централизована и целиком находилась под контролем Азефа. Ни один шаг в этой области не мог быть сделан без его ведома и согласия. Теперь же, после ухода Азефа и роспуска Боевой Организации, с монополией было покончено и террористическая работа пошла сразу по нескольким руслам. Правда, чтобы иметь право выступать под партийным флагом, каждая боевая группа должна была получить утверждение со стороны Центрального Комитета, но в виду создавшейся обстановки последний начал относительно легко давать свою санкцию отдельным инициативным группам. В результате уже вскоре после роспуска Боевой Организации в Петербурге появилось целых три активно действующих боевых группы.
На первом месте среди них стоял тот Боевой Отряд при Центральном Комитете, который был создан из бывших членов Боевой Организации после их переговоров с представителями Центрального Комитета и во главе которого стоял Зильберберг. Далее, другая группа членов той же старой Боевой Организации создала специальную небольшую группу для подготовки покушения против петербургского градоначальника фон-Лауница. Во главе этой группы стояла Э. М. Лапина (партийный псевдоним «тов. Бэла»).
Третья группа в отличие от этих двух, состояла из людей, никакого отношения к старой Боевой Организации не имевших. Организатором-руководителем ее был А. Д. Трауберг («Карл»), — латыш по национальности и активный участник восстания 1905 г. в Прибалтийском крае. Он только в конце лета 1906 г. появился в Петербурге и быстро выдвинулся, как исключительно талантливый организатор-террорист, умевший подбирать людей и использовать полезные сведения, получавшиеся из самых разнообразных источников. К началу ноября 1906 г. ему удалось создать небольшой самостоятельный боевой отряд, и он предложил последний в распоряжение Центрального Комитета.
Утверждение этого отряда в Центральном Комитете прошло не без борьбы. Савинков, который вообще весьма больно воспринял свое и Азефа поражение по вопросу о приостановке центрального террора, повел теперь ожесточенную кампанию против отряда «Карла». Он еще мирился с тем, что некоторые из старых членов Боевой Организации будут вести самостоятельную боевую работу: в прошлом они уже работали под его и Азефа руководством, а потому с точки зрения Савинкова принадлежали к числу избранных, имеющих право быть допущенными к центральному террору. Но «Карл» и весь его отряд состоял из новичков, не получивших признания со стороны старой Боевой Организации. По всему своему складу все они были совершенно чужды настроений «революционных кавалергардов», которые воспитали Азеф и Савинков, и во всем, даже в мелочах, веди себя совершенно по иному, чем старая «аристократия террора». К тому же методы боевой работы, которые вводил отряд «Карла», были в корне отличны от тех, которые Азеф и Савинков только что объявили единственно целесообразными и допустимыми. Поэтому утверждение группы «Карла» казалось Савинкову настоящим святотатством, и он не только решительно протестовал против подобных предложений, но и требовал от Центрального Комитета прямого запрещения всей этой группе заниматься террористической работой. Он доказывал, что «Карл» «компрометирует террор» и только «легкомысленно подводит людей под виселицу».
Успеха эта кампания Савинкова не имела. Без Азефа он большим влиянием в Центральном Комитете не пользовался. Его считали импрессионистом и плохим знатоком людей. Отзывы же о «Карле» тех представителей Центрального Комитета, которые с ним лично познакомились, — особенно А. А. Аргунова и В. М. Чернова, — были самые благоприятные, почти восторженные. Поэтому Центральный Комитет утвердил группу «Карла» в качестве самостоятельной боевой группы под названием «Летучий Боевой Отряд Северной Области». Но это не заставило Савинкова смириться, и свою борьбу против «Карла» он продолжал до того момента, когда события сделали продолжение ее невозможным.
Нет никакого сомнения в том, что в этой борьбе против «Карла» Савинкова поддерживал и подстрекал Азеф, находившийся в этот момент заграницей, но состоявший с Савинковым в постоянной переписке: у него были свои особые мотивы для серьезного недовольства появлением группы «Карла». Эта группа была единственной из всех трех действовавших боевых групп, о составе и планах которой Азеф не имел никаких сведений, так как в сношения с Центральным Комитетом она вступила уже после отъезда Азефа. Все, что Азеф знал о ней в этот период, это — только псевдоним ее организатора-руководителя. Только этот псевдоним он и мог сообщить Герасимову из своего приюта в Аляссио, подчеркивая серьезную роль, которую этот «Карл» начинает играть и, рекомендуя приложить все усилия к тому, чтобы установить его личность и проникнуть в его планы.
Оставшись без Азефа, Герасимов в начале свою борьбу против боевых отрядов собирался вести по той же самой системе, которая с таким успехом им только что была применена в тесном союзе с Азефом. Арестов до поры до времени он производить не хотел, а пытался на основании полученных от Азефа указаний держать эти Отряды под своим «контролем». Но на этом пути его преследовали неудачи. По случайным причинам те члены отрядов, которые получили паспорта от Азефа, должны были в срочном порядке их переменить, — и это им удалось сделать так быстро и ловко, что они при этом ускользнули из-под полицейского наблюдения. А эти лица были основною зацепкою, которую Герасимов имел для наблюдения за отрядами Зильберберга и Лапиной. Далее, методы работы всех боевых отрядов, — в том числе и обоих последних, — были резко отличны от тех, которые Герасимов изучил по работе с Азефом: ни извозчиков, ни уличных торговцев теперь не существовало, и с каким старанием дилеры Охранного Отделения не прощупывали людей этих категорий, никаких нитей они найти не могли. Все три боевых отряда теперь перешли почти исключительно на работу теми методами, которые Азеф и Савинков решительно отвергали, на работу, в основе которой лежало использование различного рода полезных сведений, которые поступали в партийные организации. Все это делало отряды более подвижными, более «летучими», — и потому труднее уязвимыми для наружного полицейского наблюдения. Ловить их можно было только через внутреннюю агентуру, — а последняя без Азефа была далеко не достаточна: она еще могла доставлять Герасимову информацию о том, что происходило в Центральном Комитете, — хотя и далеко не столь точную и полную, как информация в этой области Азефа, — но она была совершенно бессильна проникать во внутренние секреты центральных боевых групп. Поэтому в лучшем случае она осведомляла Герасимова про разговоры, которые идут в Центральном Комитете или в кругах близких к нему о том, что тот или иной отряд готовит выступление против такого то лица, — но она никогда не давала и не могла давать ни технических подробностей плана проектируемого выступления, ни тем более конкретных указаний, которые помогли бы установить полицейское наблюдение за участниками соответствующего боевого отряда.